Старик повернулся к Хонь Тэй. Немой вопрос на лице его глубже прорезал морщины у уголков его глаз.
Кы Сари, опустившись подле меня на колени, подала чай. Ну это ни в какое сравнение не шло с тем, как было прежде! Глаза ее поймали мой ошарашенный взгляд. Ну слюней-то я, кажется, не распустил…
Хонь Тэй никак не отреагировала на все это. Она была куда спокойней моего. Она пристально взирала на своего мужа и наконец кивнула.
– Будет битва, – сказал он. – И очень скоро. Джайкури поднимут бунт.
Не то я хотел бы услышать…
– Доставят ли они неприятности твоим либо моим людям?
Но тут же я понял, что с этим соваться вперед не стоило, и сразу же извинился.
Кы Сари подлила мне чаю – ни капли еще не налив деду с бабкой!
Словно демон, выдернутый из преисподней за зазубренный язык, появилась Кы Гота – и тут же обрушила на дочь шквал ритмичного, свирепого лая.
Старик, подняв взгляд, резко произнес одно-единственное слово. Хонь Тэй поддержала его целой фразой, произнесенной, я бы сказал, яростным шепотом. Похоже, громче она говорить не могла.
Кы Гота отступила. В семействе Кы были установлены четкие границы и строгая иерархия.
Я взглянул на красавицу. Она снова встретилась со мною взглядом, тут же отвела глаза и покраснела. Прямо-таки вспыхнула.
Что это означает? Неужели они пытаются мной управлять?
Так ведь не выйдет. Даже при помощи такой прекрасной женщины. Уж это-то Кы Дам, раз едва ли не насквозь меня видит, мог бы знать.
Молниеносно перешептавшись о чем-то со своею старухой, он заговорил:
– Мы присоединимся к тебе в этом предприятии, Знаменосец. Временно. Хонь уверена, что битва между джайкури и солдатами черных людей неизбежна. Битва будет жестокой, но вряд ли коснется остальных наших. Так мы обеспечим секретность. Но я должен настаивать, чтобы Дой имел возможность прекратить наше участие, если возникнет недружественное внимание к нашим людям.
– Прекрасно. Конечно. Порешили. Хотя я бы и без вас попробовал.
Кы Дам позволил себе слабую улыбку – может, по поводу моей решимости, а может, ввиду возможности добавить Могабе неприятностей.
Как только стемнело, мы, убедившись, что бунт начался, отправились навестить Могабины склады провизии.
Началось все, словно хорошо отрепетированная пьеса, в коей Могаба со второстепенными персонажами отчаянно старался снискать аплодисменты почтеннейшей публики. Бунт был в самом разгаре. Мы с дядюшкой Доем, для удобства, сформировали по отряду и тихо проникли в хранилища; десять человек из Старой Команды и столько же нюень бао. Так, в двадцать пар рук, мы принялись перетаскивать к себе мешки с рисом, мукой, сахаром и бобами. А бунт с самого начала пошел зверский – смятение охватило всю южную половину Деджагора. Все до единого Могабины люди были по горло заняты, пытаясь единым махом подавить мятеж. А каждый джайкури – вплоть до малолетних пацанов, похоже, жаждал добраться до наров, хотя бы для этого пришлось истребить весь Первый Легион.
Мои люди находились в боевой готовности, задолго до наступления темноты закрепившись на выгодных позициях. Как и нюень бао, которым, впрочем, пока никто не угрожал. Одну из толп мы накрыли. Град дротиков и стрел с фронта, с флангов, а также с крыш живо отбил охоту соваться к нам.
Люди Могабы встретили куда больше трудностей. Они были не готовы к битве. Хуже того, они были раздроблены – кто в рабочих отрядах, кто в патрулях…
Поначалу наши шутили да умничали, рассуждая, что скажет Могаба, когда после боя увидит разграбленные склады.
Вернувшись с добычей во второй раз, я столкнулся с Бадьей.
– Бобы, – сказал я, сваливая наземь громадный мешок. – Разнообразие в рационе нам отнюдь не повредит.
– Мурген, на этот раз там вправду море крови. Могаба дважды запрашивал помощь. Мы отвечали, что тебя никак не найдем.
– Вот так и продолжайте. Пока не почуете, что для нас может выйти хуже, если не поможем.
– Да это вряд ли. Он сгреб под себя большую часть оружия в городе. Его солдаты сбрасывают людей со стен сотнями. Там уж бунтовщик не бунтовщик, мужик, женщина, дитё…
– На то он и Могаба… А что там за пожары?
– Так… Свое же добро палят.
– Значит, все идет замечательно. Только приглядывайте тут.
И я, как в поговорке, вернулся к радостям разбоя. Это может прикончить Могабу.
Уже на складе меня разыскал дядюшка Дой.
– Часть таглиосских солдат бросила посты ради обеспечения безопасности цитадели. Если будем продолжать набег, нас могут застать здесь.
– Ага. А если нас не заметят, Могаба будет грешить на местных, кто знал об этих подземельях.
То бишь набег мог лишить нас возможности засылать соглядатаев на штабные совещания.
Хотя дело того стоило.
Но буду ли я и завтра думать так же? На сытое-то брюхо?
– У нас возникли незначительные затруднения, Знаменосец, – сказал дядюшка Дой чуть погодя.
Оба мы тащили наружу по последнему мешку риса. Все наши уже успели уйти вперед.
– Что такое?
– Весть о нашем успехе, несомненно, станет всеобщим достоянием.
– Каким образом? Ведь знают всего несколько человек… Им это дело разглашать – никакого интереса.
– Кто-то проболтался о том, что я недавно показал тебе.
– Чего?
– Темный ритуал. Кто-то пустил слух. Из искры этого слуха возгорелся сегодняшний бунт.
– Не может быть. Слишком организованно действуют.
– Естественно, некоторые приготовились загодя, но после этих слухов восстал весь город. Теперь бунт неуправляем.
Ну, раз говоришь, значит, знаешь.
Он провел весь вечер со мной. Не было у него возможности наблюдать за бунтовщиками.